Всё - сон, нелепый, страшный сон.
Его я видела уже однажды.
Фигура женская вспорхнула на балкон.
А снизу дом казался, как бумажный.
Я помню искренний задорный смех -
Она взобралась на перила,
Казалось, лишь неосторожный блеф -
То действие, что ей руководило.
Кричу - не слышит. "Хватит же! Слезай!"
Сковал испуг. Зачем она туда залезла?
Снуёт игриво и не слышит... близок край,
Но я внизу - и этим бесполезна.
И вот, не в силах с чувством совладать,
На миг я вдруг глаза закрыла...
Глухой удар. Конец. Я - к ней бежать.
И как в тумане всё, что дальше было.
"На помощь! Все скорей сюда!" -
Сопротивляюсь смерти, что есть мочи.
Мне кажется, что рана - ерунда,
Что обратимо все, ведь я хочу ей жизни... очень.
"Оставь... оставь, не видишь, поздно", -
Ворвался чей-то голос беспристрастный,
Но я не верю, только озираюсь грозно...
Ни обвинить и ни уличить... Все напрасно.
А после - с горечью проснулась.
Что сон был вещим, не подозревала.
Но был бы шанс? Что, если б я очнулась?
В фигуре той я мамы не узнала...
Я ненавижу это "бы" и "если б только",
И эту боль, что разъедает изнутри.
Законодательство тупое пляшет польку
Пред теми, чьи бока жирны. Прости...
Я не прощу, а ты прости за нас за всех.
Пускай душа твоя будет покойна.
А в доме до сих пор звучит твой смех...
Я не прощу... но больно, как же больно.
Всё - сон, нелепый страшный сон.
Уже не жду спасительного пробужденья.
Пройдут года, пройдет, наверное, и он.
Но не найдется в сердце места для прощенья.